Монахиня Евстафия

                                                                             Архивно-следственные дела: значение для канонизации святых

и изучения истории Русской Православной Церкви

В последние годы много сказано и написано о значении архивно-следственных дел органов государственной безопасности 1920-1950-ых годов как исторического источника, и значение это сложно переоценить. Сегодня мне хотелось бы коснуться двух основных аспектов этого вопроса: важности этих документов для канонизации святых и для изучения истории Русской Православной Церкви в целом.

Прежде всего, остановимся на самом понятии «канонизация» Этот термин происходит от латинского слова Canonisatio и является латинизированной транскрипцией греческого глагола κανονίζειν, что означает «определять на основании правила или канона, судить»; обозначает он причисление усопшего подвижника благочестия к лику святых. Как известно, в Православной Церкви существует несколько основных ликов святых (в зависимости от их Церковного служения и подвигов), однако самым трудным и потому достойным особого почитания всегда признавался подвиг мучеников.

В древней Церкви мучеников ставили даже выше, чем святителей – церковных иерархов[1]. «Кровь мучеников есть семя христианства»[2], – сказал в III веке церковный писатель Тертуллиан. А святитель Тихон Задонский в XVIII столетии писал: «Хотя и вся христианская жизнь и благочестие не может быть без благодати и помощи Божией, – но терпение мучеников особенно показывает присутствующую с ними в страдании сверхъестественную невидимую силу»[3].

В первые века христианства те, кто достойно пострадал за Христа, причислялись к лику святых преимущественно на основании изучения так называемых «мученических актов», то есть документов, фиксировавших судебные процессы против христиан в Римской Империи. Эти акты были очень краткими: в них содержались лишь протоколы допросов обвиняемых и вынесенный им приговор. Часто христиане выкупали эти записи и на их основании составляли жития мучеников и исповедников, пострадавших за веру. К сожалению, подлинные мученические акты до наших дней фактически не дошли: почти все они были уничтожены в III веке во времена гонения на христиан при императоре-язычнике Диоклетиане.

Теперь хотелось бы вкратце рассмотреть основные критерии, на основании которых те или иные пострадавшие священно- церковнослужители, монашествующие и миряне могут быть причислены к Собору новомучеников и исповедников Российских. Прежде всего, это – достойное поведение во время допросов: непризнание своей вины в ложных обвинениях, отказ оговорить себя и других людей. Здесь хотелось бы отметить один важный момент. Если в первые века христианства во время гонений верующих принуждали к явному отречению от Христа и принесению жертв идолам, то в ХХ веке гонения были изощреннее.

Всем известно, что официально в Советском Союзе декларировалось отсутствие гонений на Церковь, так называемая «сталинская» Конституция 1936 года предусматривала свободу отправления культа. Однако по сути своей государство являлось богоборческим, поэтому, хотя формально обвинения священно- и церковнослужителям, монашествующим и верующим мирянам предъявлялись по «политической» 58-й ст. УК РСФСР (1926 г.), в действительности они привлекались к уголовной ответственности именно за веру, за свою религиозную деятельность. «Таким образом, – пишет современный исследователь истории Русской Православной Церкви А. В. Буренков, – если в римском праве преступной была признана сама Церковь и казнили по принадлежности к ней, то в советское время требовалось, чтобы человек признал, что и он сам, и Церковь являются антигосударственной силой. На самом же деле не было никакого сопротивления государству со стороны Церкви»[4].

Так, например, произнесение священником с амвона проповеди вменялось в антисоветскую агитацию, помощь семьям арестованных священнослужителей, сбор средств на ремонт церкви, даже простое ходатайство за возвращение верующим закрытого властями храма могло быть расценено как антисоветская или контрреволюционная деятельность. Зачастую церковно- и священнослужителям предъявлялись и вовсе абсурдные обвинения: например, в участии в вымышленной контрреволюционной организации, в шпионаже в пользу иностранных государств и т.п.

Вместе с тем, как уже было отмечено, самым важным для канонизации является то, согласился ли человек с предъявленными ему ложными обвинениями или нет, оговорил ли себя и ближних или, напротив, показал мужество и непреклонность, отстаивая истину. Выяснение позиции обвиняемого во время допросов является важнейшим этапом в отборе тех, кто достоин быть причисленным к лику святых.

Кроме того, для канонизации необходима и вся полнота информации о подвижнике: нужно найти сведения биографического характера (об образовании, служении, семейном положении, а также – даты и места рождения и смерти), выяснить, не являлся ли человек секретным сотрудником репрессивного аппарата, а также установить, не состоял ли он в каких-либо расколах и сектах. Все эти необходимые нам сведения, как правило, также содержатся в архивно-следственных делах.

Конечно, при подготовке материалов для канонизации мы пользуемся и многими другими источниками для сбора подобной информации: метрическими книгами, клировыми ведомостями, материалами, опубликованными в дореволюционной печати, очень большую помощь нам оказывают также родственники репрессированных, однако главным источником интересующих нас сведений являются все же архивно-следственные дела.

Помимо этой, крайне важной для нас, информации, в делах часто встречаются фотографии священно- церковнослужителей, которые оказываются подчас единственным их изображением и благодаря им становится возможным написание икон; сохраняются личные письма, проповеди, дневники, воспоминания близких. Все эти документы являются бесценным материалом для восстановления духовного облика того или иного новомученика, а также для понимания характера эпохи, в которую он жил.

В начале 2000-ых годов в одном из дел[5] среди вещественных доказательств нами был обнаружен «Помянник» – список священно- церковнослужителей Екатеринбургской епархии, пострадавших от рук большевиков в 1918 году, составленный с целью их поминовения за богослужением. Именно на основании этого «Помянника», а также собранных нами и представленных в Синодальную комиссию по канонизации святых различных дополнительных материалов, в 2002 году было прославлено 38 новомучеников, пострадавших в Екатеринбургской епархии.

Как упоминалось выше, помимо ценнейшей информации для канонизации православных святых, в документах архивно-следственных дел содержатся также важные для исследователя сведения об истории как Русской Православной Церкви в целом, так и отдельных епархий, населенных пунктов, храмов и монастырей. Говорить об этом можно очень долго. Мы сами, восстанавливая сейчас историю нашего Ново-Тихвинского монастыря в ХХ веке, многие сведения черпаем именно из архивно-следственных дел 1920-40-ых годов. В годы репрессий было арестовано около 30 насельниц нашей обители, некоторые из них подвергались аресту по 2-3 раза. Четверо были приговорены к расстрелу, семь сестер – к заключению на 10 лет в лагеря, и, по крайней мере, трое из них там скончались. Начиная со знакомства с документами ЧК начала 1920-ых годов, связанных с закрытием нашей обители, и заканчивая изучением уголовных дел, возбужденных в отношении сестер в период Великой Отечественной войны (связано это было в основном с их ходатайством за возвращение верующим закрытых храмов), можно проследить судьбы насельниц монастыря, встретить многие примеры мужества и исповедания веры в чрезвычайно трудных условиях гонений на Церковь.

Особенно интересны и информативны в этом отношении дела 1920-ых – начала 1930-ых годов: в то время обвиняемых еще расспрашивали об их жизни, родственниках, политических взглядах, тогда как в период так называемого «большого террора» – в 1937-1938 годах – сотрудников НКВД интересовало практически одно, - признание заключенного в участии в вымышленной контрреволюционной организации.

Все то, о чем я сейчас сказала, хотелось бы проиллюстрировать на примере восьмитомного архивно-следственного дела начала 1930-ых годов, которое в настоящее время находится на хранении в Государственном архиве административных органов Свердловской области (ГААОСО) и является для исследователей, пожалуй, одним из самых информативных. Речь пойдет о деле, получившем в ОГПУ громкое название «Историческая гниль»[6]. В его документах раскрывалась деятельность якобы существовавшей на территории Сарапульского и Нижнетагильского районов Уральской области[7] контрреволюционной организации церковников; в качестве обвиняемых и свидетелей по делу проходило несколько сотен монашествующих, священнослужителей и верующих мирян.

Для нас это дело интересно в особенности тем, что оно является одним из основных источников для изучения послереволюционной истории трех монашеских обителей: мужского Свято-Николаевского монастыря в г.Верхотурье, а также Покровской и Успенской Верхотурских женских обителей. Остановимся кратко на сведениях о женских монастырях. Обе эти обители в начале 1920-ых годов были преобразованы в сельскохозяйственные артели, однако храмы их оставались действующими, а насельницы, являясь работницами артелей, старались в то же время сохранять монашеский уклад жизни. «Разницы жизни в артели от жизни монастыря никакой не было»[8], – говорили впоследствии на допросах некоторые из сестер. После окончательного закрытия этих монастырей насельницы поселились в Верхотурье и окрестных селах и деревнях, многие из них устроились на работу при храмах, иные исполняли надомную работу у частных лиц, занимались рукоделиями. Однако и в этих условиях они продолжали во всем руководствоваться советами своих бывших настоятельниц: монахини Агнии (Чубаровой) и монахини Олимпиады (Шубиной), которые по-прежнему распределяли послушания, давали наставления, благословляли совершение мантийных и схимнических постригов.

Центром духовной жизни бывших насельниц монастырей стал Знаменский храм Верхотурья: службы в нем совершались по полному монастырскому уставу, сестры сами пели, читали на клиросе. Вместе они проводили праздники, помогали и поддерживали друг друга в трудных обстоятельствах. «Настали тяжелые времена, – говорили они, – надо быть готовыми ко всем страданиям. Больше молиться Богу, и Он пошлет нам облегчение»[9]. Монахини навещали тех, кто томился в тюрьме, ездили к сосланным за веру монашествующим. Как рассказывали впоследствии очевидцы, к бывшим насельницам Покровского монастыря постоянно приходило много верующих: сестры старались всех утешить, всем помочь. В 1920-ые годы по благословению монахини Олимпиады и при ее непосредственном участии им удалось отстоять Знаменскую церковь от передачи ее раскольникам-обновленцам. «Молитесь, сестры, чтобы Бог не оставил нашу церковь, – говорила матушка. – В других местах давно уже их не существует, а мы все еще живем здесь»[10]. Храм так и остался в юрисдикции Патриаршей Церкви  и был закрыт властями только после ареста и ссылки почти всех его прихожан – монашествующих.

В феврале – марте 1932 года в Верхотурском районе прошли массовые аресты: наряду с другими арестованными в тюрьму было заключено около 50 насельниц бывшего Покровского монастыря и около 30 – Успенского. 7 сентября того же года был утвержден приговор, согласно которому 99 человек из 140 обвиняемых были осуждены на три года заключения в ИТЛ или ссылки, а остальные 41 освобождены с зачетом в наказание срока предварительного заключения.

Помимо важных исторических сведений об уральских монастырях, в документах этого дела содержится также информация об иеромонахе Игнатии (Кевролетине), на основании которой он был прославлен в лике святых. Очень ценным оказалось то, что помимо документов, связанных с его арестом и заключением, в деле было собрано много информации о его жизни и деятельности. На допросах в 1932 году старца подробно расспрашивали о местах жительства и служения, родственниках и т.п. И сейчас мне бы хотелось очень кратко рассказать о его судьбе.

Как следует из материалов дела, иеромонах Игнатий (в миру Иван Афанасьевич Кевролетин) родился в 1875 году в деревне Кулаковой Тюменского уезда Тобольской губернии. Был насельником последовательно двух монастырей: Кыртомского Крестовоздвиженского и Свято-Николаевского в г.Верхотурье. После Октябрьской революции отец Игнатий совершал священническое служение в различных приходских церквях. В 1925 году подвергся аресту в первый раз и пробыл в заключении около месяца. После освобождения из тюрьмы продолжил священническое служение.

28 марта 1932 года батюшка был вновь арестован — по делу «Историческая гниль». На допросах держал себя очень мужественно. На вопрос, состоял ли он в контрреволюционной организации, отец Игнатий ответил: «...состоял членом монашеской организации, которая после формального закрытия Верхотурского монастыря в 1925 году продолжала существовать непосредственно под руководством архимандрита Ксенофонта (Медведева) ... Признаю, что действительно, как монашествующий, по своим взглядам и убеждениям был противником диаметрально противоположным установкам и мероприятиям советской власти, что иначе не могло быть… но контрреволюционной работы не проводил...»[11].

На другом допросе отец Игнатий высказался еще определеннее: «На поставленный мне вопрос, хочу ли я раскаиваться перед советской властью, показываю, что я раскаиваться перед советской властью не хочу и не буду. Больше показать ничего не могу»[12].

Отец Игнатий вместе с другими священнослужителями и монашествующими был приговорен к ссылке в Нарымский край сроком на три года.

О дальнейшей его жизни мы знаем уже преимущественно из устных источников. Группу узников в сорок человек отправили в ссылку этапом — пешком под конвоем. В это время старец застудил внутренние органы и сильно страдал из-за этого всю последующую жизнь.

После ссылки отцу Игнатию было запрещено проживание в ряде городов. В 1935–1936 годах он являлся настоятелем Христорождественской церкви села Сосновского Покровского района Челябинской области[13]. Несмотря на тяжелую болезнь, был всегда удивительно бодр духовно. Часто посещал монахинь в близлежащих селах Маминском и Троицком, а в Кисловском имел даже свою келью. В этих селах было много сестер из разогнанных обителей, они объединялись в небольшие общины, и в это сложное время под руководством отца Игнатия продолжали вести духовную жизнь.

В середине 1940-х годов отец Игнатий вернулся в Верхотурье. В те годы, чтобы беспрепятственно совершать старческое руководство, он взял на себя подвиг юродства Христа ради. Жил на краю города, в маленьком домике: совершал там богослужения, монашеские постриги, Таинство исповеди. По воспоминаниям современников, старца отличала большая мягкость, снисхождение ко всем, готовность послужить человеку, как бы тот ни заблуждался, в каком бы состоянии ни находился.

Обладая даром прозорливости, отец Игнатий нередко прикровенно предсказывал будущее. Когда для чьей-либо пользы требовалось обличение, - часто обличал шуткой; если говорил назидание, ­- мог сказать притчей. Незадолго перед кончиной о. Игнатий принял постриг в великую схиму с именем Иоанн. Скончался он в Верхотурье в начале 1961 года. В 2000 году был причислен к Собору новомучеников и исповедников Российских.

Итак, даже бегло рассмотренные нами сведения, содержащиеся в  архивно-следственном деле «Историческая гниль», являются прекрасным примером того, насколько важную информацию для изучения истории Церкви хранят в себе дела 1920-1950-ых годов, насколько необходимо самое тщательное их изучение.

Этим непосредственно и занимаются члены Комиссии по канонизации святых Екатеринбургской епархии. За последние 15 лет нами изучены практически все архивно-следственные дела на священно- церковнослужителей, монашествующих и верующих мирян, находящиеся на хранении в ГААОСО, занимаемся мы изучением дел, хранящихся и в других регионах страны. В течение этого периода от Екатеринбургской епархии было прославлено 49 новомучеников и 1 исповедник, из них 7 святых прославлены именно на основании материалов архивно-следственных дел ГПУ-ОГПУ-НКВД Свердловской области.

 В 2008 году на основе подготовленных нами материалов была издана книга «Жития святых Екатеринбургской епархии»[14], в которую вошли жизнеописания всех прославленных и некоторых не прославленных подвижников нашей епархии. Материалы о новомучениках, их жития и фотографии были переданы также одному из ведущих членов Синодальной комиссии по канонизации святых игумену Дамаскину (Орловскому) – для использования при составлении Свода  житий новомучеников и исповедников Российских ХХ века.

Кроме того, с целью популяризации сведений о новомучениках, мы по мере возможности стараемся публиковать статьи в православной и светской прессе, участвовать в подготовке радиопередач и телесюжетов, принимать участие в конференциях, посвященных истории Православной Церкви.

В 1990-2000-х годах совместно с Управлением архивами и государственными архивами Свердловской области проведен ряд выставок по истории Екатеринбургской епархии с использованием архивно-следственных дел священно- и церковнослужителей, в 2004 году совместно с Государственным архивом административных органов были проведены две выставки, посвященные истории Ново-Тихвинского женского монастыря, а в 2010 году – совместно подготовлен телесюжет о пострадавших в годы репрессий монахинях нашей обители.

По благословению Святейшего Патриарха Кирилла в 2010 году был установлен праздник Собору Екатеринбургских святых, в который ныне входит 64 подвижника благочестия. Им уже написана отдельная служба, создан проект иконы.

К сожалению, нельзя не отметить и то, что в последнее время в нашей работе встречаются некоторые трудности. Однако нам искренно хотелось бы, чтобы и впредь взаимодействие Русской Православной Церкви с органами госбезопасности и государственными архивами в деле канонизации святых и изучения истории Церкви успешно продолжалось.

Источники и литература:

ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 41750.

Голубинский Е. История канонизации святых в Русской Церкви. М., 1903.

Жития святых Екатеринбургской епархии. Екатеринбург, 2008.

Канонизация святых в ХХ веке. М., 1999.